|
Движущая сила любви
Она не знала, когда это началось. Кто знает, с чего начинается любовь? Может
быть тогда, зимой, когда они, обнявшись, стояли под летящим, искрящимся снегом,
такие одинокие, отверженные, и ближе Него не было никого на свете. Или когда она
поняла, что ее "любовь" с Роном - это постоянные ссоры и расставания, и
выяснения отношений, и борьба, а с Ним можно так уютно молчать, не стараясь
выяснить то, что вовсе не нужно выяснять, расставлять все точки над "i", а
просто посидеть рядом, плечо к плечу, в такой уютной тишине. И понимании. Он
понимал ее. Всегда. Даже когда она отказалась ехать в Нору после Похорон и
Праздника и настаивала, что должна лететь в Австралию. Когда Рон отвернулся от
нее, называя бесчувственной, раз она не хочет поехать вместе с Семьей и помогать
Молли, и слушать ее рассказы про близнецов и войну и этот ужасный год. И даже
Джинни уговаривала ее подождать - ведь "какая разница, они все равно тебя не
помнят". И она пришла к Нему, уже почти поверив, что так и есть - она
бесчувственная, а родителям все равно. Когда она вышла из камина, Он шагнул ей
навстречу, и она плакала в его объятьях, а он лишь гладил ее по волосам,
убаюкивая, как маленькую. А потом ласково улыбнулся и сказал, что они могут
отправиться хоть завтра, если она так хочет. Да, тогда она его уже любила.
Собственно говоря, она и осознала это как раз после того Cлучая. Это пришло, как
откровение: я люблю Гарри. И тогда стало ясно, что все то, что она чувствовала в
последние месяцы, вся та какофония эмоций и переживаний, которые она не могла
объяснить, происходят только от этого - она больше не любит Рона. Полно, любила
ли она его когда-нибудь? Или это просто мечта о первой любви и их приключения, и
война - толкнули ее в его объятия? Она не знала. Пожалуй, это происходило помимо
ее воли - за Рона не нужно было бороться, постепенно они все сближались. Даже
когда он увлекся Лавандой, она знала, это не всерьез, скоро все закончится, и он
снова вернется к ней. А Гарри... Он был так близок и так недостижим, он говорил,
что она лучший, самый верный друг, какой у него когда-либо был, и никогда не
мечтал с ней встречаться. Да что там... Он никогда не видел в ней женщину,
желанную, привлекательную, даже когда говорил: "Ты прекрасно выглядишь, Гермиона",
- и целовал ее в щеку, словно она его любимая сестренка. Гарри, который был для
нее ближе и роднее всех. И только теперь она, наконец, в полной мере осознала,
что это ее томление, и волнение, и печаль, беспокоившие ее, и раздражение,
которое вызывал в ней Рон, и радость, когда входил Он, были вызваны теми
чувствами, которые она сама не могла распознать. Когда, как позволила она себе
полюбить этого человека, стать уязвимой и слабой, зависеть от этого чувства,
захватившего, подчинившего ее? И что самое главное - такого безнадежного. Гарри
был честен, открыт, предан... Предан Рону, предан Джинни. И даже ей. Своему
лучшему другу. Какая ирония судьбы.
Но было и еще кое-что важное. Уже после того, как она поняла, что именно
чувствует рядом с Гарри, когда просто видит его улыбку или случайно прикасается
к нему, она вдруг заметила взгляд Джинни, устремленный на нее, и в этом взгляде
были понимание и гнев, и ревность, и решимость отстаивать свое. Она выдала себя.
Джинни, ее подруга, сестра Рона и официальная девушка Гарри Поттера, с этого
момента стала ее скрытым врагом.
На следующий вечер, когда она вошла в общую гостиную дома на площади Гриммо, где
уже собрались гости, ей стало понятно, что Джинни не оставит все идти своим
чередом. И что теперь ей самой нужно выбирать. Потому что последнее, чего бы она
хотела - это увидеть в глазах Гарри жалость и сожаление. Пусть он навсегда
останется для нее только другом. Пусть лучше они станут чужими друг другу. И она
приняла решение - Гарри Поттер никогда не узнает, что она, Гермиона Грейнджер,
любит его.
Гарри поднял глаза от статьи, которую он пытался прочесть вот уже полчаса,
однако никак не мог сосредоточиться на написанном. Вчерашний вечер был... ну,
странным, пожалуй. Он даже не мог точно сказать, что именно его настораживало,
однако осталось смутное чувство беспокойства. И оно возникло, когда пришла
Гермиона.
Он отложил Пророк и спустился на кухню, где ужинали Люпины. Кода он открыл
дверь, Ремус как раз пытался покормить Тедди, отчего ребенок, детский столик и
пол вокруг были вымазаны кашей, а сам Рем с закатанными по локоть рукавами
выглядел измученным и запыхавшимся. Тонкс помахала Гарри рукой с зажатой в ней
ложкой, и по обеденному столу разлетелись молочные брызги. Гарри усмехнулся и
сел за стол подальше от Тонкс. Ремусу, наконец, удалось впихнуть в Тедди ложку
каши, и он выпрямился, вытирая пот со лба.
Гарри наблюдал за этим представлением уже в который раз и так и не смог понять,
почему для Ремуса кормление всегда было такой трудной задачей, а Тонкс
справлялась за 10 минут. Возможно, Тедди уже сейчас чувствовал слепое обожание
своего отца, который просто не мог проявлять по отношению к своему ребенку
строгость. В таком случае через пару лет Тед наденет на Рема седло и приделает к
сапогам шпоры. Пожалуй, Ремусу стоило иногда быть более настойчивым. Или же это
просто дело практики?
- Рем, - позвал Гарри, - скажи, тебе не показалось, что вчера вечером Гермиона
вела себя как-то странно?
Ремус обернулся и внимательно посмотрел на него:
- Странно, Гарри? Не пойму, что ты имеешь в виду.
Гарри взъерошил волосы:
- В том-то и дело, что я сам не понимаю, что меня беспокоит. Просто, знаешь,
вчера все было как-то... Не могу даже объяснить. Значит, ты не заметил?
Ремус продолжал смотреть на Гарри, словно изучая.
- Я бы сказал, что она была весела больше, чем обычно, учитывая обстоятельства.
И, пожалуй, немного нервничала.
- Вот! Наверное, это меня и насторожило, - Гарри нахмурился. – Возможно, что-то
произошло, раз она беспокоилась, когда вокруг все свои. Понимаешь, она почти не
разговаривает со мной в последнее время. Я не вполне понимаю, почему. В
последние полгода ближе нее у меня человека не было. Нет, не обижайся! -
заметив, что Ремус помрачнел от его слов, Гарри поспешил объяснить: - Ты совсем
другое дело, ты друг моего отца, ты старше меня, поэтому я воспринимаю тебя как
родственника, пожалуй, как дядю или же просто наставника, а я сейчас говорю о
друзьях, понимаешь? А потом, ну мы же с ней всегда были вместе. И она мне
помогала, не смотря ни на что.
- Я понимаю, Гарри, я не обиделся, просто ты же знаешь, что мне хотелось бы быть
ближе тебе, особенно в этот год, - Ремус сказал это мягко, но Гарри все же
послышалась обида в его словах. Он оглянулся и, убедившись, что Тонкс ушла
укладывать Тедди, негромко произнес:
- Рем, я понимаю. Но разве все это, ну ты понимаешь, не стоит того? Пусть ты и
не был с нами в этот год, не ты помогал мне каждый день, но поверь, то, что ты
был счастлив со своей женой и Тедди, было для меня очень важно.
Повисло молчание. Наконец, Ремус вздохнул:
- Прости, Гарри. Ты прав, конечно. И был прав, когда говорил, что я трус. Я и
был трусом в то время.
- Ты же знаешь, что я так не считаю, Ремус, сказал это сгоряча...
- Не нужно. Это все верно. Я испугался. Всеми нами иногда движет страх. И эта
движущая сила порой толкает нас на поступки необъяснимые, нелогичные, если сесть
и обдумать все спокойно. Иногда можно наделать много глупостей, иногда
подлостей, - Ремус помолчал, а потом тихо договорил, - а иногда можно сломать
чью-то жизнь. И свою, и чужую. Обычно это бывает жизнь самого дорогого тебе
существа.
Гарри накрыл его руку своей:
- Все хорошо, Рем, у вас семья, Тедди. Ты все сделал правильно.
Ремус, рассматривавший пламя в камине, вдруг вновь посмотрел на Гарри тем
непонятным взглядом, словно решая какую-то задачу.
-Я ведь говорил не только о себе. Все мы чего-то боимся. Вот, например,
Гермиона.
Гарри, ожидавший, что Рем сейчас заговорит о нем, удивленно и, одновременно,
облегченно поднял брови:
- Гермиона? Она не боится. Она… просто она изменилась. Это после Австралии. В
ней словно умерла какая-то частичка души или просто веселья… Мне иногда кажется,
что ей тяжело со мной. Физически. То есть в моем присутствии она вспоминает о
них.
- Ты думаешь, она когда-нибудь об этом забывает?
- Я не знаю, Ремус. Почему иначе она стала такая другая? И почему вчера вела
себя так необычно?
- Может быть тебе лучше спросить ее, Гарри?
Тот поморщился.
- Она избегает меня.
Взгляд Ремуса вдруг стал строгим:
- Избегает, или ты боишься сам приблизиться к ней? Тобой тоже движет страх,
Гарри. Просто нужно понять, чего боишься ты.
Когда Ремус ушел, Гарри еще долго сидел в старом потертом кресле напротив
камина. Он не заметил, как появился Кричер и навел порядок на кухне, а потом
погасил часть свечей и исчез с тихим хлопком. Он сидел и думал о своей лучшей
подруге Гермионе, которая весь последний месяц избегала его. С того самого
момента, как они вернулись из Австралии. И Гарри не мог винить ее за это. Ему
вообще казалось, что в тот момент ей нужно было побыть с Роном, потому что
утешить ее должен был тот, кого она любит. И Джинни действительно говорила ему,
что рядом с ее братом Гермионе становилось как-то легче. Но по непонятной
причине Гарри казалось, что это не так…
Около полутора месяцев назад Гермиона пришла к нему вся в слезах. Гарри не
находил ее желание немедленно отправиться в Австралию и вернуть родителей
несвоевременным. Ему, никогда не знавшему родителей собственных, как ни странно,
было легко понять, почему так важно убедиться, что у тебя все еще есть семья. А
уж когда она спросила: «Скажи, я действительно такая бесчувственная заучка, как
думает Рон», - Гарри готов был сделать для нее что угодно.
Когда самолет приземлился в аэропорту Мельбурна, Гермиона так вцепилась в его
руку, что Гарри зашипел от боли.
- Гермиона, расслабься, мы уже почти на месте.
Она смотрела сквозь него, словно пыталась преодолеть те километры, что сейчас
отделяли ее от семьи. Семьи, которая ее не помнила.
Потом они еще долго ехали автобусом до городка, где должна была поселиться семья
Грейнджеров. Всю дорогу, пока уставшая девушка не уснула на его плече, Гарри
тихонько успокаивал ее, рассказывая, словно сказку, как ее родители отлично
устроились в белом домике на берегу океана, и по выходным отец уходит в лодке на
рыбалку. Как все соседи знают и любят их, потому что они лучшие дантисты в
городе. А в маленькой бухточке на пляже такой белый песок, и скоро они все
вместе будут сидеть там на закате. Миссис Грейнджер испечет свой любимый пирог,
а мистер Грейнджер предложит прокатить их на лодке по заливу. И они будут ходить
по горячему песку босиком…
Оставив сонную Гермиону на диванчике в холле маленького мотеля, Гарри заплатил
за номер и задал несколько вопросов управляющему. Ответы его удивили – в этом
городе никто не слышал про чету Грейнджеров. Да, разумеется, стоматологи здесь
есть, отличный мастер, очень заслуженный врач, он работает здесь уже больше 20
лет. И его сын, подающий надежды молодой человек. Да, конечно, завтрак принесут
в ваш номер в 9.00.
Они поднялись в номер, и Гермиона уснула сразу, как ее голова коснулась подушки.
Гарри не стал передавать ей слова управляющего. Но сам еще долго лежал без сна.
Утром, пока девушка еще спала, он спустился в кафе напротив мотеля, купил кофе и
поговорил с барменом – увы, тот тоже не смог припомнить родителей Гермионы. И
вообще не слышал, чтобы за последние 5 лет в этот город приезжали новые жители.
Разве что рыбаки. Городок вымирал. Увы, это так мистер, как, вы сказали, вас
зовут?
Когда Гермиона проснулась, Гарри пришлось осторожно сообщить ей, что, похоже, ее
родители в этот город никогда не приезжали. Вероятно, их поиски затянутся. До
полудня обошли почти весь город – небольшое, уютное, рыбачье поселение, однако
ничего нового это не принесло. Грейнджеров здесь не было.
Как разыскать людей в Австралии? Пожалуй, стоило начать с места их прибытия,
поэтому вечером Гарри и Гермиона сняли комнату в отеле на окраине Мельбурна.
Именно сюда год назад должны были приехать родители девушки. Гермиона сама
заказала им номер в этом отеле, чтобы можно было отдохнуть после утомительного
перелета.
Ужин принесли в номер. Но Гермиона была не в состоянии ничего есть. Гарри
предложил прогуляться, но девушка даже не ответила. Обхватив себя руками, она
стояла возле окна, но он мог поклясться, что она даже не заметила ярких огней
рекламы, проносящихся мимо машин и прогуливавшихся прохожих. Город жил активной
ночной жизнью. Тогда Гарри обнял ее за плечи, усадил на небольшой диванчик и
укрыл мягким клетчатым пледом. Так они и сидели, обнявшись, пока Гермиона не
уснула, доверчиво положив голову ему на плечо.
Они провели в городе 3 дня, пока все не выяснилось. Это была случайность, статья
в газете, которую читал один из посетителей кафе, в котором они решили
пообедать. Заголовок «Еще одна авария, повлекшая за собой большие человеческие
жертвы». И Гарри вдруг осознал, что, возможно, они ищут не там. К тому моменту
был опрошен персонал гостиницы – да, судя по записям, мистер и миссис Грейнджер
останавливались в этом отеле около года назад. Но дальше расследование зашло в
тупик. До Побережья можно было добраться автобусом, поездом или на такси.
Опрашивать персонал вокзалов не имело смысла. Среди жителей Мельбурна родителей
Гермионы они не нашли. И сейчас Гарри смутно начинал догадываться, почему. Когда
он нашел старые подшивки газет, там было множество статей касательно
автокатастрофы, в результате которой погибли почти все пассажиры автобуса,
следовавшего из Мельбурна к Побережью. Также Гарри удалось обнаружить списки
погибших. Теперь оставалось только решить, что ему делать с этой информацией.
Потому что даже в страшном сне Гарри не мог себе представить, что ему в одиночку
придется сообщать Гермионе, что ее родители погибли в Австралии, так и не доехав
до маленького белого домика на Побережье, в той тихой гавани, которую она для
них нашла.
Следующие несколько дней были как в тумане. Нет, Гермиона не устраивала истерик,
не кричала, почти не плакала. «Я убила их», - это было первое, что она
произнесла после того, как Гарри осторожно сообщил ей все, что ему удалось
узнать. Он убеждал, уговаривал, ругался, просил, кричал – все было
безрезультатно. «Не нужно, Гарри, я все знаю. Я сама, своими руками отправила их
сюда. Я убила их». Все ответы, которые ему удалось вытянуть из нее, пока он не
связался с колдомедиками мельбурнской клиники, были различными вариациями тех
первых слов. Потом, когда в маленькой светлой больничной палате ее уговорили
принять успокаивающие зелья, когда она проснулась вся в слезах и сразу стала
искать его, и не отпускала от себя ни на шаг, Гарри почувствовал к ней такую
волну нежности, какую, пожалуй, не испытывал никогда. Даже в лучшие дни с
Джинни. Она была словно отражением всего того, что чувствовал он сам, всегда
рядом, всегда готовая помочь. Его самая дорогая подруга. И такая же одинокая. И
до дня возвращения в Лондон, когда Гермиона стала есть и достаточно окрепла,
чтобы воспользоваться порт-ключом, любезно предоставленным им мельбурнским
отделом министерства магии, между ними установилась удивительно сильная душевная
связь. Не просто привязанность, а словно магическая ниточка, позволявшая им
чувствовать друг друга: настроение, оттенки эмоций, боль или радость, или
желание… А в Лондоне их встречали Уизли, которым Гарри сообщил основную
информацию заранее. Там был Рон, И Джинни. И тогда он решил, что Гермионе будет
лучше рядом с любимым человеком. В ту ночь он так и не смог уснуть, настолько
ему не хватало их незримой связи. Но он напоминал себе, как Рон сразу обнял свою
подругу, как Гермиона приникла к его плечу… Но еще чаще он вспоминал, что до
этого момента в течение нескольких недель они не расставались даже на 10 минут.
Они сдвинули кровати почти вплотную, чтобы Гарри мог держать Гермиону за руку
всю ночь, иначе она не могла заснуть, вечерами они бродили по городу,
периодически соприкасаясь хотя бы кончиками пальцев – со слов колдомедика
постоянная поддержка – это единственное, что могло в тот момент вернуть девушке
уверенность и желание жить. И когда эту связь так резко прервали, Гарри стало
одиноко, не смотря на то, что Джинни не отпускала его от себя ни на шаг.
Поначалу он боялся, что Гермиона не сможет без него, однако он быстро понял, что
девушка его избегает. Впрочем, это можно было понять – он видел ее слабость,
возможно, она хотела больше времени проводить с Роном. Гарри не стал настаивать.
Когда они встретилась в следующий раз, она была отстраненной, все еще немного
бледной, меньше улыбалась и старалась не оставаться с ним наедине. Это было… ну
да, больно. Больше всего ранило то, что Гарри все еще хотелось, чтобы она была
рядом. Эти чувства пугали его, возможно, между ними установилась какая-то
магическая связь, может быть и Гермиона это поняла, а потому старается
встречаться с ним как можно реже.
Он спросил Джинни, что она думает о состоянии подруги. Та ответила, что Гермиона
проводит все время с Роном, похоже, у них все очень хорошо, наверное, они станут
жить вместе, как только появится такая возможность. «Ты же понимаешь, на глазах
у мамы это не очень удобно. Как думаешь, может быть и нам с тобой рассмотреть
такой вариант? Тем более что у тебя уже есть дом». Гарри чувствовал себя
предателем. Он не мог даже порадоваться за Рона. Вообще, их дружба в последнее
время дала трещину.
Гарри потер виски. Он так старался не думать обо всем этом. Но они с Роном почти
не общались. Тот пропадал в министерстве, выполняя какие-то поручения. И его
можно было понять. Сейчас появилось множество возможностей быстро сделать
карьеру. Но внезапно оказалось, что общих тем стало меньше. А взгляды на
какие-то события очень уж расходятся. А потом, Рон словно перестал ему доверять.
И не стремился поделиться своими мыслями. Вот с Гермионой они иногда говорили
ночи на пролет, если ей снились кошмары или просто не получалось заснуть.
«Что бы ты сделал, Гарри, если бы она сейчас была здесь?»
Эмоции нахлынули волной. Хотелось всего сразу – прижать ее ладонь к щеке, вдыхая
запах кожи, и целовать каждый пальчик, гладить ее волосы, перебирать их,
прикасаясь губами к виску, положить голову ей на колени или, наоборот, посадить
ее на колени к себе, обнимая со всей накопившейся нежность и страстью. О,
Мерлин… Какой же он идиот…
На его тихий стук дверь открыл Ремус.
- Гарри! Что-то случилось? - в голосе Люпина было столько беспокойства, что
парню стало стыдно.
- Не совсем, то есть случилось, но не сейчас, но я только что это понял. Рем,
прости, я знаю, что сейчас уже ночь, но мне нужен совет. А ты… единственный, к
кому я могу обратиться. Как к отцу.
По лицу Ремуса скользнула быстрая улыбка, отчего лицо оборотня вдруг показалось
Гарри гораздо моложе, словно его слова добавили Люпину сил. Тот мягко прикрыл
дверь спальни и обнял парня за плечи:
- Пойдем, Гарри.
В библиотеки они разожгли камин и сели в соседние кресла.
- Итак, - негромко начал Ремус, - речь о Гермионе, я полагаю?
Гарри шумно выдохнул:
- Ты заметил…
- Только слепой бы не заметил, как вы нуждаетесь друг в друге, Гарри, - Люпин
откинулся в кресле, соединив кончики пальцев. Его глаза мерцали в неровном свете
камина. – Думаю, я все понял, еще после Праздника. Джинни так старалась
оттеснить от тебя Гермиону, а ты ничего не замечал, так вы были увлечены беседой
и друг другом.
- Джинни? – Гарри непонимающе нахмурился. – Ты хочешь сказать…
- Разумеется, Гарри. Джинни, видимо, почувствовала угрозу тогда, когда она
только назревала. Возможно, ее настораживала ваша столь крепкая дружба. Ведь,
согласись, с ее братом вы в тот момент не были так уж близки.
- Совсем не были близки, я бы сказал, - Гарри наклонился вперед. – Но, Рем, если
она подозревала уже тогда, значит, теперь она уверена! Раз даже я сам понял, -
пробормотал он, краснея. Ремус тихо рассмеялся.
- Поверь мне, так бывает часто. Мы склонны не замечать очевидных вещей. Особенно
если они нас пугают.
- Но меня не пугает... - Гарри вдруг осекся. Люпин помолчал. – Просто ведь она
всегда была моей подругой и девушкой Рона. И ведь есть Джинни.
- Как я сказал тебе раньше, Гарри, каждому нужно понять, чего он боится. И чего
хочет от жизни.
В Норе почти ничего не изменилось, и Гарри вдруг понял, что за последний месяц
после возвращения из Австралии был здесь от силы 1 раза. Джинни обычно сама
приходила к нему. Или же они ходили куда-то вместе. А ведь Молли, вероятно,
обиделась. Он взглянул на знакомые волшебные часы – мистер Уизли и Рон были на
работе, миссис Уизли и Джинни дома. Интересно, а когда Рон отсутствовал, где
проводила время Гермиона? Этот вопрос раньше не приходил ему в голову. Или она
уже настолько хорошо себя чувствует, что может обходиться без чьего-либо
присутствия, или же ей достаточно Молли? В конце концов она же живет здесь, так?
Миссис Уизли была на кухне. К тому моменту как Гарри убедился, что прощен, он
уже съел несколько ее фирменных пирожков, но Молли все равно расстраивалась, что
он слишком худой. «Скажу Джинни, чтобы она получше следила за тобой, дорогой, а
то знаю я, как ты питаешься».
Гарри улыбнулся, рассматривая привычную обстановку. В этом доме ему всегда было
очень уютно.
- Миссис Уизли!
- Да, милый? – Молли накрыла полотенцем оставшиеся пирожки и повернулась к нему.
- Как вы считаете, Гермионе уже лучше? – он не осмеливался смотреть женщине в
глаза, впрочем, она, похоже не заметила его смущения. Ее лицо вдруг стало
каким-то несчастным.
- Не знаю, дорогой. Уж как я ее уговаривала остаться! Мне кажется, она еще не
совсем оправилась, чтобы жить одной, бедняжка, но разве она меня слушает.
Слишком самостоятельная, я бы сказала. И Рон теперь сам ни свой… Хоть у них и не
заладилось…
- Что!? – Гарри понял, что последнее слово он прокричал, только тогда, когда
миссис Уизли испуганно отшатнулась от него. Постаравшись взять себя в руки, он
поставил на стол кружку с чаем, часть которого расплескал. – Простите. Эванеско!
- Я думала, что ты знаешь, Гарри. – Молли немного поджала губы. – Ведь с
Гермионой ты теперь дружишь больше, чем с Роном.
Гарри почувствовал, что краснеет, но миссис Уизли, похоже, не хотела еще больше
его смущать.
- Да ведь и Джинни должна была тебе рассказать, ведь она помогала Гермионе
собраться.
Гарри почувствовал, что волна гнева вновь поднимается в нем. Стараясь
сдерживаться, чтобы кружки на столе перестали вздрагивать, он спросил:
- А Джинни дома, миссис Уизли?
Женщина вытерла руки о передник.
- Да, милый, она в саду.
Перед дверью на улицу Гарри остановился и медленно досчитал до 10. Помогло мало.
Понимание всего, что происходило в последний месяц и, похоже, даже раньше, не
давало ему успокоиться. Значит так. Между ним и Гермионой стали завязываться
более близкие отношения. Это поняла Джинни. Может быть, Рон тоже что-то понял?
Хотя вряд ли, он никогда не был особенно догадлив. После поездки Гермиона стала
отдаляться. Поняла, что их с Гарри отношения изменились? Испугалась? Не хотела
обидеть Рона? «А может, она ничего ко мне и не чувствует?» Эта мысль пугала.
Внезапно захотелось оставить все как есть. «Всеми нами иногда движет страх», -
вспомнилось ему. Нет, нужно идти до конца. Итак, Джинни скрыла от него, что Рон
и Гермиона расстались. Это как раз понятно. Но ведь и Рон ничего не сказал, хотя
они виделись на том самом ужине, когда Гермиона так странно себя вела. А ведь
она к тому моменту уже, должно быть, переехала.
Он толкнул дверь на улицу – в лицо сразу ударило солнце, пришлось зажмуриться.
Когда глаза привыкли к яркому свету, оказалось, что напротив стоит Джинни и
внимательно смотрит на него. Потом на лице девушки появилась понимающая усмешка.
- Значит, понял.
- Понял, - голос, как ни странно, был спокойным. Хорошо. – Ты ведь знаешь, куда
она поехала, Джин. Мне нужно от тебя только это.
Усмешка стала шире:
- А с чего ты взял, Гарри, что я буду тебе помогать? Если хочешь, ищи. Я в этом
не участвую.
Гарри старался дышать ровно.
- Джинни, ты же знаешь, что Гермиона не виновата, - на этом имени девушка
поморщилась, - она еще не вполне здорова. После всего случившегося ей нельзя
оставаться одной.
- Ах да, Гарри, эту трогательную историю я слышала. Несчастная Гермиона, нужно
ей помочь, бросить все, прости, милая Джинни, и поехать с ней Мерлин-знает-куда!
И потом вернуться, как ни в чем не бывало, и смотреть на нее преданными глазами.
А я, Гарри, между прочим, брата потеряла! Я пережила весь этот год в Хогвартсе
без тебя. Я тоже участвовала в войне. И мне нужна была твоя поддержка, мне,
слышишь!? А ты был готов на все ради своей Грейнджер, ты меня даже не видел! –
ее голос сорвался.
Гарри больше не чувствовал гнева, только печаль и сожаление.
- Джинни, но я ведь только хотел ей помочь! Ты не представляешь себе…
- Я представляю себе, Гарри, это ты, кажется, не представляешь. Я давно поняла,
что ваши отношения стали выходить за рамки дружеских. Я не хотела, чтобы ты ехал
в Австралию, я понимала, что Рон не поедет, просто не сможет сейчас оставить
маму, старалась уговорить ее, что нет никакой срочности в этой поездке. А потом,
когда вы вернулись, - она всхлипнула и отвернулась. Гарри подошел к ней и
попытался обнять, успокаивая:
- Джин…- но она сбросила его руки.
- Нет, что ты, Гарри, я в порядке, я могу подождать. Сколько лет тебе
потребуется?
- Джинни, пожалуйста, ведь ты же знала, что так будет. Я не просил тебя…
Она рассмеялась, но глаза остались колючими и холодными.
- Да, ты рыцарь на белом коне, ты мне ничего не обещал, так значит, ни в чем и
не обманывал. Молодец… А вот я была готова на все, Гарри, - она усмехнулась. –
Это ведь я сказала Рону, что вы с Грейнджер за его спиной обсуждаете его. Пара
намеков о ваших особых отношениях, о том, что ты говорил о нем с пренебрежением.
Все бы получилось. Она и так-то его близко не подпускала, как он ни старался, ну
а тут и вовсе. Был скандал. Хорошо, родителей не было дома. Она сообщила, что
уезжает. А потом этот твой дурацкий вечер. Она что-то сказала?
Гарри смотрел на нее и не узнавал. И это Джинни, та самая малышка, остроумная и
веселая, его Джинни? Его вывел из задумчивости ее вопрос:
- Так как ты узнал? Она тебе что-то сказала?
Гарри печально посмотрел на нее:
- Она была непривычно весела в тот вечер. А еще она нервничала, хотя в компании
в последнее время уже чувствовала себя увереннее. Она ведь боялась, Джинни! Она
боялась, что нужно будет оставаться одной, боялась пустого дома! Она же больна!
- Ах, да, Гарри, конечно. Как всегда. Гермионе требуется помощь, не так ли! Еще
скажи, что ничего к ней не чувствуешь, или что вы только друзья! А то я не вижу,
что в Австралии ваши отношения, так сказать, перешли на новый уровень!
Гарри устало махнул рукой:
- Ты так и не поняла, Джин. Между нами ничего не было. Да, тогда мы с ней
действительно стали очень близки, но именно как друзья. Ей была необходима моя
помощь, - он не обратил внимания на пренебрежительную гримасу, исказившую
красивое лицо, - и она очень родной для меня человек. Я не мог понять, почему
она так отдалилась от меня. Я понял, что чувствую к ней что-то помимо дружеского
участия только вчера. И знаешь, если бы я знал, что она в безопасности здесь, с
Роном, я никогда не стал бы ничего менять. И мы бы с тобой могли быть вместе.
- Избави меня Мерлин от твоего благородства, Гарри, - произнесла Джинни,
насмешливо, глядя мимо него на дом. – Впрочем, спасибо за откровенность.
Поучительный пример близорукости. Ты бы так ничего и не понял, если бы не я.
Пожалуй, тебе стоит меня поблагодарить.
Может, мне тоже тебя поблагодарить? – прозвучал хриплый голос. Гарри обернулся.
Рон стоял, прислонившись к старой яблоне. На солнце его шевелюра казалась по
настоящему огненной. Глаза яростно сверкали. Джинни взглянула на него с горечью:
- И ты, Брут… Эх, мальчики, - ее плечи поникли, ссутулившись она вошла в дом и
закрыла дверь. Гарри смотрел ей вслед со смешанным чувством жалости и злости.
Рон тронул его за плечо:
- Гарри…
Они посмотрели друг на друга со смущением. Потом Рон просто сжал его плечо и
подтолкнул по направлению к дороге:
- Она нашла квартиру в Лондоне, в Ист-Энде, - он назвал точный адрес, - она
говорила, что среди людей ей будет полегче. И, Гарри, - Рон замялся, - передай
ей от меня привет… и извинения. Понимаешь, приятель, я-то ведь был уверен, что
ты в курсе происходящего. Ну вот. Мы потом поговорим.
Гарри в ответ пожал другу руку. Теперь он знал, что они обязательно помирятся.
Улочка в это время дня оказалась на удивление безлюдной. Гарри позвонил в дверь,
но никто не ответил. Оглянувшись, чтобы не напугать случайных прохожих, он
достал палочку и проверил дом на наличие заклинаний. Удостоверившись, что
никакой специальной защиты нет, Гарри пробормотал: «Аллохомора», - и тихонько
вошел. Гермиона снимала квартирку на втором этаже. Было тихо. Где-то тикали
часы. В комнатах было чисто убрано – она всегда любила порядок. И пусто. На
тумбочке возле кровати обнаружилась целая стопка книг. И множество флакончиков –
частично пустые, некоторые полные. Это были зелья сна-без-сновидений,
успокоительные, укрепляющие и множество других, которые Гарри просто не мог
распознать по внешнему виду. У него защемило сердце – значит, она не может
заснуть. Ей страшно. Но она не пришла к нему. Почему? Он тихонько вышел на
улицу, не забыв запереть за собой дверь. Похоже, что домой Гермиона приходит
только ночевать. Гарри побродил по старому рынку, зашел посидеть в маггловское
кафе, где варили отличный кофе, в маленькой французской кондитерской на углу
купил круассанов с ванильным кремом, дошел почти до самой реки и повернул назад.
День клонился к вечеру. На звонки в дверь по прежнему никто не отвечал. Пришлось
еще послоняться по окрестностям, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания.
Улицы постепенно заполнялись людьми, зажигались фонари, в большинстве окон горел
свет. И тут он увидел ее. Вечер был теплый, даже душный, а она шла в джинсах и
куртке, словно отгораживаясь от всех. Волосы были связаны небрежным узлом и
отдельные непослушные пряди вились, обрамляя бледное лицо. Глаза казались
огромными. Испугана? Нет, пожалуй, просто лицо похудело. Гарри перешел через
улицу к ней на встречу. Гермиона заметила его уже у самого подъезда. Губы
дрогнули в намеке на улыбку. Хотелось кричать от счастья, что она здесь, рядом.
Опасаясь, что подведет голос, Гарри просто взял ее за руку и поцеловал кончики
пальцев, глядя ей в глаза. Пальцы были ледяные. И зрачки расширены, отчего глаза
казались черными. Мерлин, сколько же зелий она принимает? Он смотрел в родное
лицо и не узнавал. Она никогда не вела себя так неуверенно.
В квартире было на удивление уютно. В маленькой гостиной горела небольшая
настольная лампа в углу, отбрасывая причудливые тени. Он поставил на стол пакет
с круассанами. Она заварила чай с листочками мяты и смородины. Гарри сразу
заметил ее напряженную позу, видел, что ее пальцы чуточку подрагивают, когда она
доставала чашки. Блюдце громко звякнуло. И тогда он не выдержал. Осторожно
забрав у девушки горячий чайник, Гарри обнял ее, привлекая к себе и чувствуя,
как ее плечи потихоньку расслабляются. В спальной нашелся шотландский плед, и он
укутал в него Гермиону, как множество раз делал в маленькой гостинице в
Мельбурне. В гостиной стояло уютное глубокое кресло, и она сидела у него на
коленях, устроив голову у него на плече. Позже он отнес ее в спальню, стараясь
не разбудить, но девушка сжала его пальцы, не отпуская:
- Пожалуйста, не уходи.
Он прилег рядом, не раздеваясь, и она уснула, не выпуская его руки.
Гарри вызвал Кричера, пока девушка еще спала, и тот сервировал стол и приготовил
легкий и питательный завтрак. Гермиона молчала. Со вчерашнего вечера они
перебросились буквально парой ничего не значащих фраз. Гарри чувствовал, что
необходимо с чего-то начать, но не мог понять как. Мерлин, разве раньше ему
приходилось подбирать слова в разговоре с ней? Допив кофе, она собрала посуду и
произнесла, отвернувшись к окну:
- После завтрака я обычно гуляю.
Гарри остановился у нее за спиной, привлекая к себе. Гермиона тихонько сжала его
руку, переплетая их пальцы.
- Гермиона, - начал Гарри, чувствуя, что голос не слушается и дрожит, - ты
знаешь, я подумал, что тебе не нужно жить одной, - девушка выпрямилась,
отстраняясь, но он прижал ее к себе, чуть сжимая ее пальцы. - Пожалуйста, ты же
знаешь, что у меня большой дом.
- Гарри, - он почувствовал, что она начинает дрожать, - не нужно, я вполне могу
справиться одна.
- Да, я заметил. Зелья это не выход. Тебе просто нужно время, чтобы привыкнуть,
- он замолчал, потому что она так стиснула его пальцы, что он вздрогнул, и
обернулась. Теперь они стояли лицом к лицу, но Гарри в глаза светило солнце, а
она стояла против света, и он не мог понять выражения ее глаз.
- Мне не нужно ни к чему привыкать, Гарри. Думаю, напротив, мне нужно отвыкнуть.
-Почему? – он не узнал свой голос, настолько хрипло он прозвучал. Неужели он
опоздал? Пришлось откашляться. – Почему? Гермиона?
Она то ли усмехнулась, то ли всхлипнула.
- Боюсь, я буду мешать тебе. У тебя будет своя семья. Мне тоже нужно устраивать
свою жизнь. А ты не беспокойся. То, что было вчера, - она поморщилась. – Так
глупо вышло. Я столько книг прочла. Помню состав каждого зелья наизусть. А тут
на меня словно что-то нашло. Ведь мы это еще на втором курсе проходили –
одновременный прием успокаивающего и бодрящего зелий вызывает слабость,
невозможность сосредоточиться. Просто недопустимо.
Она была так похожа на себя прежнюю в этот момент, даже тон стал такой же, как в
школе, когда она помогала им писать эссе. Сейчас или никогда. Стараясь подавить
подступающую тошноту, Гарри произнес:
- Рон просил передать тебе привет и свои извинения. После того, как он узнал
правду, он очень сожалел, что все получилось именно так.
Она замерла, пытаясь осмыслить услышанное.
- Правду?
- Рассказ Джинни и том, как она нарочно настроила его простив нас. Думала, что
ей удастся нас перессорить. Так что мы с Роном почти помирились, - не то! Что же
я говорю?
Губы Гермионы чуть дрогнули в улыбке:
- Это хорошо, Гарри. Обидно, когда рушится такая дружба, как ваша.
- Как наша, - Гарри наконец удалось заглянуть ей в глаза. – Я ведь многое понял.
За последний месяц я старался не думать об этом, считал, что тебе так будет
лучше, вместе с Роном. Но ты знаешь, я плохой друг, я не мог радоваться его
счастью, с тобой…
В кухне стало очень тихо. Гарри проглотил комок в горле:
- Гермиона.
Она смотрела на него почти с испугом.
- Мне так тебя не хватало. Весь этот месяц. Ты же не думаешь, что это из-за
связи, установившейся между нами?
Она моргнула:
- Какой связи, Гарри?
Он смутился:
- Ну, в Мельбурне, между нами установилась какая-то связь, я думал, может это
последствие какого-то лечебного заклинания? Мне было без тебя так пусто, так
одиноко, когда ты уехала в Нору. Я боялся, что ты решишь, будто бы это из-за
связи…
Она улыбалась. Мерлин, он так давно не видел, как она улыбается! У нее на щеках
были ямочки. И глаза так притягивали…
- Дурачок, - она тихонько провела рукой по его волосам, взъерошивая их, - не
было никакой магической связи. Это просто... просто ты и я.
Они целовались у открытого окна, сжимая друг друга в тесном до боли объятии.
Поцелуй с привкусом отчаянья. А потом стояли все также, обнявшись. И она
прошептала, уткнувшись в его плечо:
- Я боялась, думала, ты станешь меня жалеть.
Гарри тихонько рассмеялся.
- Когда мы вернемся домой, Ремус расскажет тебе, что страх порой движет всеми
нами. Главное вовремя понять, чего ты боишься.
Их следующий поцелуй был теплым и нежным. Без горечи.
|
