Счастье Гермионы

Гермиону разбудил солнечный луч упавший ей на лицо. Был первый день рождественских каникул, на которые она решила остаться в Хогвартсе за компанию с Роном и Гарри. Зевнув, она встала, сняла ночнушку и принялась одеваться. Облачившись в мантию изумрудного цвета, причесавшись и накрасившись, она взяла под мышку книгу по Защите от Темных Сил (advanced level) и спустилась в гостиную. Там никого не было кроме Живоглота, разлегшегося на кресле у камина. Гермиона взяла кота на руки и уселась в кресло. На душе у нее было спокойно и хорошо. Давно такого с ней не бывало. Она открыла книгу и принялась ее читать, изредка почесывая кота за ухом. Тот отвечал довольным мурчанием. На часах висевших над камином было восемь часов утра. Через четверть часа Гермиона захлопнула книгу и пошла поднимать Гарри с Роном ворча себе под нос, что если этих двоих охламонов не разбудить, то они вообще никогда не проснутся.

Гарри и Рон дрыхли настолько самозабвенно, что Гермиона даже засомневалась на несколько мгновений, стоит ли их будить, но потом решила все-таки воплотить свои намерения в жизнь. Но они не реагировали ни на голос, ни на вежливое похлопывание по плечу, с невнятным бурчанием отворачиваясь от нее и продолжая сопеть. Тогда в голове Гермионы созрел коварный план, и она решила стащить с них одеяла. Первой жертвой стал Гарри, спавший, как оказалось, без пижамы.

При виде почти совсем голого мужского тела она почувствовала какое-то странное, до того ею ни разу не испытанное ощущение. С трудом справившись с внезапно нахлынувшей на неё дрожью, отдававшейся сладким трепетом внизу живота, она стянула одеяло и с Рона, и принялась ждать, когда они проснутся. Через пару минут её друзья, сонно потягиваясь и зевая, начали подниматься с кроватей. Гермиона поспешно отвела взгляд в сторону, чтобы они (не дай бог!) не заметили её интерес к их не совсем одетым персонам.

— Ну, Герми! Опять тебе неймется! Не даешь поспать даже на каникулах,— простонал Гарри, отчаянно сражаясь с зевотой.

— Вставайте, вставайте! Всю жизнь проспите, сони,— бодро сказала Гермиона, и погнала их завтракать.

Весь день они, не обремененные уроками, гуляли по Хогсмиду, а на обратной дороге в школу, когда уже темнело, устроили настоящую перестрелку, закидав друг друга снежками. Счастливые и довольные они сидели вечером около камина, и пили чай, болтая о всякой чепухе, а потом разошлись по спальням.

Лежа в своей теплой уютной постели Гермиона вспомнила сонного Гарри, натягивающего штаны, его красивое тело и улыбнулась, провалившись в сон, смутивший бы своей откровенностью даже декана Гриффиндора, взрослую опытную женщину.

На следующий день, одеваясь, Гермиона подумала, что мантия ей не идет, и решила отправить домой сову с просьбой прислать ей ее маггловскую одежду, для чего одолжила у Гарри Хедвиг. В остальном этот день был похож на предыдущий как две капли воды, исключая разве то, что Рон простудился, и к вечеру у него поднялась температура, вследствие чего он должен был провести несколько дней в больничном крыле.

— Ничего серьезного,— сказала мадам Помфри обеспокоенным Гарри и Гермионе.— Простой грипп. С ним все будет в порядке.

Посидев пару часов с Роном, они отправились в гриффиндорскую башню.

Зайдя к себе в спальню, Гермиона увидела на своей кровати чемодан, в котором обнаружилась ее маггловская одежда и принялась распаковывать её. Закончив с этим, она пошла в ванну для старост, где от души поплескавшись в мыльной воде, почувствовала себя чистой и легкой как облако. Вернувшись в спальню, она одела только что выстиранную эльфами ночнушку с вышитыми по подолу бледно-фиолетовыми цветами, расчесала волосы и легла спать.

Проснулась она часов в шесть с чувством полнейшей умиротворенности и гармонии с окружающим миром. Быстро надев мягкую белую блузу, едва прикрывавшую пятую точку, и бледно-фиалкового цвета чулки, она выбежала из спальни на уханье Хедвиг, принесшей что-то своему хозяину, который самым бессовестным образом храпел, не обращая на сову никакого внимания.

Отвязав от лапы птицы конверт, она положила его на стол и уже хотела было вернуться к себя, но засмотрелась на Гарри. Он улыбался во сне, а, кроме того, одеяло сползло с него, явив Гермионе сильное подтянутое тело, закаленное тренировками по квиддичу, при виде которого у нее перехватило дыхание.

Решив повторить свой вчерашний подвиг (разбудить Гарри) и всячески убеждая себя, что она делает это не для того, чтобы поглядеть на него, Гермиона осторожно потянула за край одеяла, медленно поползший вниз. Но в этот раз Гарри проснулся и не дал стянуть его с себя. Некоторое время они ожесточенно перетягивали ни в чем не повинный кусок материи, а затем Гарри резко дернул его на себя и Гермиона с тихим «ай» полетела вслед за ним, упав при этом на Гарри.

Ее глаза оказались вдруг близко-близко к его, её тело прижималось к его телу. Она судорожно вздохнула, и упругие холмики ее грудей уперлись в его грудь, а ее голова наполнилась сладким дурманом. И, не помня себя, Гермиона поцеловала Гарри в губы, а затем её руки потянулись вниз...

...и вскоре она уже вскрикнула от легкой, в чём-то даже приятной боли, за которой последовала волна наслаждения, затопившая их обоих.

А потом они долго лежали, обмениваясь нежными поцелуями, и знали, что с этого момента и навсегда, они будут судьбой друг друга.

***

Прошло около месяца, давно началась учеба. Гарри и Гермиона старались проводить вместе как можно больше времени. Рон на них за это очень обижался, не замечая того выражения нежности, что появлялось в их глазах всякий раз, как они смотрели друг на друга и, не понимая, что происходит с его друзьями. Он считал, что они попросту зазнались, а влюбленные не решались рассказать о своих чувствах даже лучшему другу. Хотя, быть может, они считали это чересчур личным, чтобы посвящать в свои чувства кого-то постороннего (пускай даже лучшего друга).

Каждый раз, как им удавалось выкроить немного времени, они отправлялись на восьмой этаж и, пройдя три раза мимо стены напротив гобелена с Варнавой Вздрюченным (учителем танцев решившим обучить троллей балету), попадали в Выручай-комнату, центральное место которой занимала (отвечая на их помыслы) огромная мягкая кровать.

Единственной, кто о чём-то догадывался, как ни странно, была профессор МакГоннагал, но она не предпринимала по этому поводу никаких шагов, рассудив, что сердечные дела студентов её не касаются. Почему же никто кроме декана Гриффиндора ничего не сообразил, можете спросить вы? Ответ прост: никто не мог представить, что всезнайка и зубрила Гермиона может испытывать какие-то теплые чувства к чему-либо кроме книг… Поэтому никто не понимал, что с ней происходит. Все терялись в догадках.

А она за этот месяц настолько похорошела, что даже Драко Малфой, никогда не жаловавший её, сделал ей несколько комплементов и даже признавался себе в том (хотя никто в Хогвартсе об этом, понятное дело, не догадывался), что хоть она и грязнокровка, он был бы не против если бы она стала его девушкой.

Сама Гермиона провела всё это время как в каком-то дивном сне. Раньше собранная и сосредоточенная, теперь она частенько витала в мечтах во время уроков, предвкушая следующее свидание с Гарри. Дошло до того, что она даже заработала пару отработок у Снейпа, чего раньше почти не случалось. Но это её совсем не огорчало. Она просто перестала обращать внимание на такие мелочи и, быстро выполнив все поручения учителя зельеварения, поднималась на восьмой этаж, где её уже ждал Гарри.

И тогда одежда спадала на пол и…

… и Гермиона, легким бризом своего стройного тела, повалив Гарри на спину и рассыпав у него на груди свои густые каштановые волосы, увлекала обоих в небеса…

…. и она беспомощно откидывалась на спину, наслаждаясь своим бессилием…

… и раздавались вздохи, вскрики, стоны…

Казалось, так будет продолжаться вечно, но однажды её обуяло смутное беспокойство. Утро началось как всегда. Она встала раньше всех, сходила в ванную, оделась и, с проснувшимися к этому времени однокурсницами, отправилась на занятия. Но что-то не давало ей покоя. Какое-то смутное ощущение, что что-то идет не так. Сидя на Трансфигурации, она рассеяно размышляла над этим чувством, пока, наконец, не осознала, что сегодня у неё должны быть месячные, но их почему-то нет. Она не очень-то разбиралась во всех этих вещах, но причиной этого, по её мнению, могла послужить только беременность.

"Что же делать?"— забеспокоилась Гермиона.

Подумав, она пришла к выводу, что паниковать рано. Мало ли что с ней могло приключиться. Может это просто задержка цикла? Но всё же ей нужно было точно определить, что с ней происходит. Проблема была в том, что она не знала, как это сделать. Будь она дома, в привычном с детства маггловском мире, она бы купила в аптеке экспресс-тест или сходила к врачу, но как с этим разобраться здесь, в Хогвартсе?..

В общем, она решила поговорить об этом с МакГоннагал. После очередного урока по трансфигурации она подошла к Минерве и сказала, что ей нужна помощь по одному очень щекотливому личному вопросу. Заставив профессора пообещать, что она никому ничего не расскажет, Гермиона поведала ей о своих сомнениях.

— Ох, мисс Грейнджер!— схватилась за сердце строгая декан Гриффиндора,— Глупая вы девчонка!— и потащила её в больничное крыло, где обрисовала (с разрешения Гермионы) всю ситуацию мадам Помфри.

Целительница, услышав о предполагаемой беременности ученицы, совсем как МакГоннагал схватилась за сердце, после чего, метнув суровый взгляд на зардевшуюся Гермиону, использовала несколько заклятий и определила, что та действительно в положении.

Услышав это, МакГоннагал резко помрачнела (видимо она все-таки надеялась, что тревога ложная) и начала отчитывать девушку по полной программе. Через некоторое время к ней подключилась и мадам Помфри. Однако уже приблизительно через полминуты они вовсю утешали ревущую в три ручья девушку и понимающе переглядывались между собой. Успокоив её, они стали решать, что же теперь делать.

Вердикт был единогласный и обжалованию не подлежал: обеспечить Гермионе условия необходимые для девушки в её положении (в частности МакГоннагал посчитала нужным выделить ей отдельную комнату), а также сообщить о нем (положении) «счастливому папаше».

Сказано— сделано. В этот же вечер Гермиона уже обживала свою новую жилплощадь. Ученикам же по этому поводу сказали, что она приболела и ей требуется покой, который в общей спальне попросту недостижим. Директору, кстати, решили тоже ни о чём не говорить, посчитав, что ему об этом знать не обязательно. По крайней мере, пока.

Рассказать Гарри о том, что он скоро станет папой, доверили самой виновнице переполоха, которая взволнованно расхаживала сейчас по своей новой комнате. Гарри должен был вернуться с тренировки по квиддичу минут через пять, а она не знала, как сказать ему об этом и, кроме того, не представляла, как он отреагирует на такую ошеломляющую новость.

Наконец, дверь отворилась, и на пороге появился обеспокоенный Гарри, до которого уже успели дойти слухи о том, что Гермиона заболела.

— Мионочка, что с тобой?— спросил он, подходя к ней и заглядывая в глаза,— Что случилось?

— Гарри… понимаешь, я… это… ну, ты сядь, пожалуйста, вот сюда,— проговорила она, кивнув на кровать, и присаживаясь на неё сама. Когда же Гарри уселся рядом с ней, она продолжила,— Так вот, дело в том, что я… я беременна.

Надо было видеть в этот момент лицо Гарри, потому что описать его просто не получится в связи с бедностью языковых средств по сравнению с той гаммой эмоций, что отразилась на нем. Немного придя в себя, Гарри выдал традиционный вопрос, который задают все без исключения мужчины в мире, узнав о том, что их дражайшая половина ждет ребенка. Он сказал:

— Ты уверена?

— Да…

— Ура!!!— заорал Гарри, вскочил на ноги и, подняв Гермиону на руки, стал кружиться по комнате, а затем поцеловал девушку в губы.

Если бы кто-нибудь решил подслушать, что происходило там через несколько минут, то он услышал бы только бессвязные стоны Гермионы и шепот Гарри: «Мионочка… солнце моё… сладкая моя...»



Ежедневный пророк.

Выпуск№7.



Сенсация! Гарри Поттер, Мальчик-Который-Выжил, женится. Его избранницей стала Гермиона Грейнджер, лучшая ученица Хогвартса за последние пять лет. Гарри и его невеста еще несовершеннолетние и не имеют права вступать в брак, но Министерство в лице его главы Корнелиуса Фаджа сочло возможным сделать для мистера Поттера и мисс Грейнджер исключение.

«Кто мы такие, чтобы мешать любящим сердцам соединиться»— сказал по этому поводу министр.

***

В Хогвартсе было раннее солнечное утро. Да, Гарри Поттер всё еще учился здесь и в настоящий момент он крепко спал, хотя спать ему оставалось недолго, потому что Гермиона Поттер, его жена, уже проснулась. Она разбудила его долгим страстным поцелуем.

— С добрым утром, соня,— сказала она, озорно улыбаясь, и приступила к более решительным действиям.